Книги крови - Страница 29

Ловерхол не принимала никакого участия в происходящем.

– Лью, – спокойно произнесла она. – Как всегда.

– Он сам напрашивался на это, – встряхнув белокурой челкой, сказал один из мальчиков с носилками. – Он не понимает другого обращения.

Проигнорировав его замечание, Ловерхол проследила за тем, как Лью положили на носилки, а затем в сопровождении Рэдмена направилась к главному зданию. Инцидент был исчерпан.

– Не так уж он безобиден, этот Лью, – в качестве объяснения загадочно проговорила она и больше ничего не добавила. Никаких сожалений или обещаний наказать виновных.

Рэдмен оглянулся на красную простыню, покрывавшую неподвижное тело Лью. И тогда – почти одновременно – случились две вещи.

Первая: кто-то в толпе произнес слово «свинья».

Вторая: Лью открыл глаза и посмотрел прямо на Рэдмена – ясным и чистым взглядом.

* * *

Почти весь следующий день Рэдмен приводил в порядок мастерскую. Большинство инструментов оказались сломанными или пришедшими в негодность из-за неумелого обращения с ними: в пилах недосчитывалось зубьев, напильники были затуплены, на тисках была сорвана резьба. Чтобы восстановить рабочие места, требовалось немало денег, но время для претензий еще не наступило. Сейчас приходилось довольствоваться более скромными задачами. Просто ждать. Как и на прежней службе: в полиции тоже ни одно дело не решалось сразу, без проволочек и канцелярской волокиты.

Приблизительно в четверть пятого начал звенеть звонок – можно было собираться домой. Сначала он проигнорировал его, но вскоре инстинкт взял верх. Звонок мог быть сигналом тревоги, а сигнал тревоги предназначался для того, чтобы настораживать людей. Он прекратил приборку и, заперев мастерскую, пошел туда, куда его вел собственный слух.

Звонок доносился из места, издевательски называемого больничным отделением, которое на самом деле было двумя или тремя комнатами, отгороженными от основных помещений здания, а также условно декорированными парой дешевых картин на стенах и занавесками на окнах. Дымом не пахло, следовательно, причиной тревоги был не пожар. Тем не менее, слышались крики. Больше чем крики. Настоящие вопли.

Он ускорил шаги и за поворотом одного из нескончаемых коридоров столкнулся с небольшой человеческой фигуркой, со всех ног бежавшей навстречу. Столкновение было неожиданным для обоих, но Рэдмен успел ухватить паренька раньше, чем тот смог снова дать деру. Пленник ответил незамедлительным ударом босой ноги по его голени. Удар достиг цели, но не подействовал.

– Пусти меня, ты, паршивый...

– Спокойно! Спокойно!

Его преследователи были совсем близко.

– Держи его!

– Легавый! Свинья!

– Держи его! Держи!

Бороться с ним было не легче, чем с крокодилом: страх удесятерил силы подростка. Однако весь заряд ярости был почти истрачен. Из его подбитых глаз брызнули слезы, а изо рта вырвался плевок, растекшийся по лицу Рэдмена. В руках бывшего полицейского был Лью, все тот же небезобидный Лью, пострадавший во вчерашнем инциденте.

– О'кей. Он у нас...

Отступив на шаг, Рэдмен поручил Лью надзирателю, который сжал локоть мальчика с силой, достаточной для перелома кости. Из-за угла появились трое других преследователей: двое подростков и воспитательница с малопривлекательной внешностью.

– Пусти меня... Пусти... – Лью все еще кричал, но сил для борьбы уже не было. Его лицо исказила гримаса отчаяния, широко раскрытые глаза с беспомощным укором уставились на Рэдмена. Он выглядел моложе своих шестнадцати лет – почти ребенок. Вчерашние синяки и ссадины были смазаны йодом, на переносице белел плохо приклеенный пластырь, но лицо было совсем как у девочки. Как у невинной девочки. И с такими же невинными глазами.

Показалась Ловерхол – слишком поздно, чтобы найти себе применение в этой сцене.

– Что здесь происходит?

Надзиратель шумно, всей грудью вобрал воздух. Погоня сбила его дыхание и отняла воинственный дух.

– Он заперся в туалетной комнате. Пытался сбежать через окно.

– Почему?

Вопрос относился ко взрослому, не к ребенку. Надзиратель сконфузился. И смущенно пожал плечами.

– Почему? – Рэдмен обратился к Лью.

Тот смерил его таким взглядом, будто впервые столкнулся с необходимостью отвечать на чьи-либо расспросы.

– Ты – свинья? – шмыгнув носом, внезапно проговорил он.

– Свинья?

– Он хотел сказать – полицейский, – недовольно произнес один из мальчиков. Это разъяснение было сделано таким тоном, каким обычно обращаются к слабоумным.

– Спасибо, парень. Я знаю, что он хотел сказать, – проговорил Рэдмен, не сводивший глаз с Лью. – Я очень хорошо знаю, что он хотел сказать.

– Неужели?

– Не зарывайся, Лью, – подала голос Ловерхол, – у тебя и так достаточно неприятностей.

– Хорошо, сынок. Я – свинья.

Противоборство взглядов вступило в решающую фазу – поединок должен был чем-то закончиться.

– Вы ничего не знаете, – сказал Лью. В его реплике не было никакой озлобленности. Он просто высказал свою версию истины, его глаза смотрели не мигая.

– Ладно, Лью, пока хватит. – Надзиратель попытался увести подростка за собой; из-за пояса пижамы вылезла складка бледно-молочной кожи.

– Пусть он договорит, – сказал Рэдмен. – Чего я не знаю?

– Свою интерпретацию случившегося он сможет изложить директору, – произнесла Ловерхол прежде, чем успел ответить Лью. – Вас это не касается.

Нет, это его очень даже касалось. Он почти непосредственно ощущал на себе взгляд Лью, отчаянный, затравленный, умолявший о защите и спасении.